* * *
В округе Сен-Жан-Тролимон (на мысу Каваль) был когда-то обычай нарезать и намазывать маслом столько кусочков хлеба, сколько человек в доме. Глава семьи брал эти кусочки, подбрасывал их в воздух один за другим, приговаривая каждый раз: «Этот для того-то... Этот для другого...» и так далее. И так, пока не будут названы все живущие в доме, в том числе и он сам. Каждый тогда наклонялся и поднимал свой кусочек. И горе тому, чей кусок падал маслом вниз: он мог быть уверен, что умрет в течение года.
* * *
В Плега-Герран, у проселочной дороги в Герлескен, есть источник, который называют Фентенан-Анку (Источник Смерти). Тому, кто хочет узнать о своей участи, достаточно прийти первой майской ночью и, как только пробьет полночь, наклониться над водой. Если ему суждено умереть скоро, то вместо своего живого лица он увидит в воде отражение головы скелета.
Беременная женщина не должна становиться крестной матерью. Она сама или ее ребенок умрут в течение года.
* * *
Когда новобранец уходит на целый год, если он обернется, чтобы взглянуть последний раз на шпиль колокольни или на трубу своего дома, то это знак того, что живым он их больше не увидит.
* * *
Люди, нашедшие клад, наслаждаются им недолго. Их участь, или, как говорят, «их планета», «планида», — умереть через год после сделанной находки.
Сокровище мертвеца
Хозяйка одной фермы в Плунеур-Ланверн, Мари-Жанна То, всякий раз, как она шла через свой палисадник, видела за изгородью со стороны дороги мужчину из окрестных мест, уже пять лет как умершего. Он делал ей рукой какие-то знаки, словно звал за собою куда-то. В один прекрасный день, потеряв терпение, она расхрабрилась и направилась к нему, спрашивая:
— Ну, что такое? Что вам от меня нужно?
Он сделал ей знак, чтобы она вышла за изгородь.
— Честное слово, — сказала она себе, — я хочу наконец выяснить, в чем дело.
И вот она пошла следом за мертвецом. Так он довел ее через пустошь к обрыву, где была большая скала. Встав на колени, мужчина принялся разгребать землю руками. Закончив, он обернулся к женщине и показал ей яму, которую он только что выкопал. Она наклонилась и увидела груду блестящих новеньких золотых монет. Никогда она не видела такого богатства. Пока она с восхищением и завистью смотрела на золото, мертвый исчез.
— Раз уж он открыл мне этот клад, то наверняка для того, чтобы я им воспользовалась, — решила Мари-Жанна То.
И, загребая горстями лежащие перед нею монеты, она наполнила ими свой фартук. Возвратившись домой, он высыпала их в ящик своего шкафа. И вот вечером она говорит мужу:
— Ты хотел новую лошадь, так теперь ты можешь купить четыре, нет, десять, даже больше, потому что мы разбогатели.
— Это как? — спросил он, обрадовавшись.
И она рассказала все, что произошло. Но лицо фермера потемнело.
— Если ты дорожишь своей жизнью, быстро беги и положи деньги туда, где ты их взяла.
— Но почему?
— Потому что, если ты от них не избавишься, тебе суждено будет умереть в этот год.
Наутро она побежала на высокую ланду, чтобы положить золото на место. Но несколько дней спустя, когда ей понадобилось взять белье в шкафу, она услышала звон монет и с изумлением увидела, что сокровище мертвеца вернулось к ней.
— Этого-то я и боялся, — сказал муж. — Беги к священнику, может быть, он тебе что-то посоветует.
Но священник прервал ее, едва она произнесла первые слова.
— Я ничего не могу сделать для вас, — заявил он. — Вы освободили этого мертвого и теперь сами очень скоро должны будете занять его место. Так что приготовьтесь умереть по-христиански и распорядитесь, чтобы деньги положили вместе с вами в гроб. Только так вы спасетесь.
И на самом деле, она очень скоро скончалась, хотя совсем и не болела. И ее похоронили вместе с сокровищем мертвеца, чтобы оно больше никого не погубило.
Мой отец был габарьером. Изо дня в день он спускался на своей габаре вниз по реке Жоди до моря за морскими водорослями или за песком. Однажды вечером габара застряла в речном иле. Отец, несмотря на холод — дело было в декабре, — прыгнул в воду, чтобы освободить габару, и, вернувшись домой, свалился с лихорадкой, от которой он уже не избавился.
— Мне конец, — сказал он нам однажды утром. — Жить мне осталось не больше четырех дней.
Заметьте, что до этой беды он был мужчина крепкий, в самой поре. И то, что он должен умереть таким молодым, приводило его в отчаяние, особенно потому, что он знал, в какой бедности нас оставляет.
Были, однако, минуты, когда к нам возвращалась надежда, потому что к нему, казалось, возвращаются жизнь и румянец.
— Тебе лучше, Туаль? — спрашивала мать.
Тогда он усмехался печально.
— Это вода поднялась, Маривонна, — отвечал он, качая головой, — посмотришь, когда начнется отлив.
И правда. Жизнь приходила к нему и уходила, то сильнее, то слабее, вместе с приливом и отливом. Он говорил, чтобы мы этому не удивлялись, что это обычное дело для моряков, когда они, как он, собираются покинуть этот мир.
На заре четвертого дня, когда я принесла ему горячий суп, он спросил меня:
— Сегодня сильный прилив, да, Бетрис?
— Да, отец. А как ты узнал?
— Это оттого, что конец мой близок, дочка. Унеси суп, сегодня я ничего не буду есть.
У него слезы были на глазах, и я сама с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать.
Подошла матушка:
— Я хотела этим утром пойти постирать, но, если я тебе нужна, я останусь.