Легенда о Смерти - Страница 74

К оглавлению

74

— Угольщик, — обратился к нему старик, — ты повел себя как умный человек.

— Вы что же, знаете, что со мной произошло?

— Я знаю все, что произошло, происходит и произойдет.

— Раз вы все знаете, не можете ли вы сказать мне, кто эти три женщины?

— Все три были порочными женщинами при жизни.

Первая пекла блины всегда только по воскресеньям.

Вторая раздавая еду во время трапезы, оставляла все мясо себе, а людям давала только кости.

Третья обсчитывала каждого, чтобы накопить побольше денег.

Ты только что присутствовал при наказании, которое они несут в вечности.

Ты не взял от них ни блинов, ни мяса, ни денег. Ты сделал правильно. Если бы ты поступил иначе, ты бы не только не спас их, но и сам был бы осужден до скончания времен есть блины, которые пекла одна, грызть кость, которую глотала другая, и пересчитывать деньги вместе с третьей.


Огненный кнут

Это чистая правда: я знаю это от своего деда.

Он жил в то время в приходе Каван, он там взял в аренду земли вдовы прежнего мэра — ее звали Перин Жегу. Если бы Богу было угодно, чтобы никогда не подписывал он этот арендный договор! Он бы избавил от неприятностей и себя, и нас, своих внуков, и, может быть, не были бы мы теперь такими бедняками, без гроша в кармане.

Владелица этих земель в Керамене была женщиной жадной, самой скаредной и самой безжалостной из всех тех, кого сохранила человеческая память под этим благословенным солнцем. Она остригла бы коров и продала бы их шерсть, если нашелся бы на нее покупатель. Я уверена, что она пересчитала даже листья на деревьях, что росли по краям ее полей. И вот случилось так, что старую сухую ветку полусгнившего дуба сломало ветром, и мой дед велел своей жене растопить ею огонь в очаге — ветка лишь на это и годилась. Не такой уж большой грех, не правда ли? Так вот! Владелица подала на него за это в суд и заставила судей выслушать из уст своего адвоката, что дед не только сжег дерево, не имея на то никакого права, но что он, несомненно, и ветру помог его сломать.

Правосудие, как вы знаете, существует только для богатых: деду присудили значительное возмещение убытков; и он еще должен был почитать за счастье, как говорили эти господа судейские, что его избавили от тюрьмы. Это в Ланньоне с ним так обошлись. Он вернулся домой разбитый горем. У бабушки было несколько сэкономленных экю, которые она бережно хранила за стопкой белья в шкафу. Увы! Это была всего лишь пятая часть расходов по процессу, которые надо было покрыть. Дед совсем пал духом. Он сидел в уголке на кухне, и его старуха сказала ему, чтобы подбодрить:

— Не отчаивайся так, Йанн!.. Я пойду к хозяйке. Или у этой женщины каменное сердце, или я все-таки смягчу ее своими мольбами и она хотя бы даст нам отсрочку.

— Поступай, как хочешь, — ответил бедняга, — только что до надежды смягчить сердце этой женщины, то, думаю, ты скорее сотрешь своими слезами каменные ступени нашего крыльца.

Через полчаса бабушка возвратилась: она села перед мужем, с другой стороны от очага, закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Ты еще не знаешь, Йанн, — простонала она наконец, когда смогла заговорить, — она собирается наложить арест на наше имущество.

— Я ждал этого, — коротко ответил дед.

Всю ночь они не сомкнули глаз, ни он, ни она: они видели, как уходили с торгов их лошади, их коровы, их поросята и вся их небогатая недвижимость.

На следующее утро первое, что они услышали, был грохот кабриолета судебного исполнителя, въезжавшего во двор. А в следующее воскресенье, после вечерни, по постановлению суда в Керамене состоялась распродажа. Вы, наверное, думаете, осмелилась ли вдова Жегу прийти туда? Более того, она была в первых рядах, покупая по бросовой цене все, что другие не захотели приобрести.

Уже ничего не оставалось в продаже, даже последней солонки, и уже аукционист собирался закрыть торги, когда эта мегера заметила висевший на гвозде забытый кнут. Она закричала:

— Минуточку, извините! Еще остается кнут!

— Да, это так, — сказал мой дед, до этого не открывший рта, — надеюсь, что никто его у вас не оспорит. Забирайте же его, и пусть он станет орудием вашего наказания и в этом мире, и в том!

Без всякого смущения она схватила кнут и прошипела:

— Деньги есть деньги.

Вечером, лежа в постели, которую закон им оставил, дед сказал бабушке:

— Мы разорены, но этот кнут отомстит за нас.

И действительно, с этого дня Перин Жегу больше не знала покоя. По ночам она просыпалась от жгучей боли, словно ее тело стегал горячий ремень. От ужаса она совсем обезумела. Бросала в огонь проклятый кнут, сжигая его в пепел, думая, что так она обретет спокойствие. Но муки ее становились только сильнее. Не прошло и месяца, как ее понесли на кладбище. А ночью после того дня, когда ее положили в могилу, ее домочадцев разбудил шум безумной беготни и громкие крики. Все повскакали с кроватей, чтобы посмотреть. Да, это была мертвая, она бегала, бегала вокруг жилища и служб, испуская ужасные вопли. Огненный кнут охватывал ее шею, она тщетно пыталась избавиться от него и кричала душераздирающим голосом:

— Снимите с меня кнут, снимите кнут!

Ее тело дымилось. Это было страшно! Естественно, никто не осмеливался приблизиться к ней. Следующей ночью она появилась снова, и следующей тоже, и все последующие ночи, пока не наступило новолуние. В тот вечер видели, как она бросилась в колодец; вода из него еще долго сохраняла привкус серы.

ГЛАВА XX
АД

Адская дорога — большая, широкая и содержится всегда в полном порядке; она всегда готова принять путника. Вдоль нее стоит девяносто девять постоялых дворов, в каждом можно остановиться на сто лет. Любезные и хорошенькие служанки, какие бывают только у дьявола, наливают всякие ликеры, которые становятся все вкуснее и ароматнее, чем ближе ад. Если путник сумеет устоять, не пьет без удержу и к последнему постоялому двору приходит трезвым, он может вернуться обратно: ад больше не имеет на него прав. Но в противном случае его вталкивают в кабак, где вместо освежающих напитков его ждет ужасная смесь крови ужа с кровью жабы. Отныне он принадлежит дьяволу, и все кончено.

74